Марсела Хоффер из польской столицы реконструирует воспоминания о своей еврейской семье, которой пришлось эмигрировать в Аргентину, чтобы спасти свою жизнь. Доступно на BajaLibros, его можно скачать бесплатно.
В «Панске 28» Марсела Хоффер восстанавливает истории десяти родственников, давая голос тем, кто был скрыт молчанием после Второй мировой войны.
Дверь здания в Варшава, el ул. Панская, 28, все еще стоит. Он сохранился как молчаливый свидетель истории польской еврейской семьи и как символический центр книги, в которой прослеживается история польской еврейской семьи. мост между прошлым и настоящим. Один из членов этой семьи, Рушке использоватьОднажды он закрыл эту дверь, чтобы открыть другую на Пасо-аль-200, в районе Онсе, в Буэнос-Айресе. И, как и она, другие члены этой семьи, которую на протяжении многих лет объединяли молчание.
В книге Панская 28 ―под редакцией Давай читать, отпечаток Infobaeи его можно бесплатно загрузить с сайта Бахалиброс по Нажмите aquí― аргентинско-американский художник, Марсела Хоффер Он восстанавливает следы своих предков и, идя, сталкивается с тенями и пустотами, унаследованными от изгнание и миграция. Так начинается личное и литературное путешествие.
Хоффер Он начал исследовать это прошлое с помощью определенного предмета в собственном семейном доме. Это было во время разговора с его отцом в 1982 году. Он показал ему маленькая синяя бархатная коробочка. Что там было? Старые документы: два польских паспорта в синих обложках — паспорта его деда Пинхаса Хоффера и его Бобе Рушке — а также два письма и открытка, написанные на блюдо. Эти предметы стали началом его расследования и возвращения к той двери в Панская 28. Что молчало о времени и расстоянии?
В книге он спасает десять реальных историй из вашей семьи –Хана Ручла Гольдзак (прабабушка по отцовской линии), Герц Ицхок Хоффер (прадед по отцовской линии), Пинхас Хоффер (дедушка по отцовской линии), Рушке Хониг (бабушка по отцовской линии), Шмуль Лейб Хоффер (двоюродный дедушка по отцовской линии), Райтце Хоффер, Пайя Хоффер, Миндл Хоффер, Хоффер Мат y Фанни Хоффер (двоюродные бабушки по отцовской линии) - еврейская семья, расчлененная война, "Холокост в нашей ДНК. «Это сделало нас сильнее и выносливее, но, прежде всего, более чуткими перед лицом любого рода злодеяний или насильственных действий», — говорит автор.
Будучи дочерью, племянницей, внучкой и правнучкой, Хоффер реконструирует прошлое, чтобы придать настоящему новое измерение. «Есть гигантская часть меня, которая жаждет выйти на свет и находится между «до» и «после» этого голубого открытия», — говорит автор в книге.
В диалоге с InfobaeХоффер размышляет: «Панска 28 становится конкретным семейным символом, который сохраняется во времени, настоящим пространством, куда я могу вернуться и где живут воспоминания, принадлежащие им и мне. Панская 28 все еще стоит. Поскольку он не разрушен, он предлагает нам своего рода оазис среди варварства. В каком-то смысле это работает как памятник стойкости».
Именно посредством дискурса я могу сплести, интегрировать и реконструировать фрагменты историй моих предков, которые были приостановлены и которые я теперь осмелюсь открыть и назвать.», — пишет Хоффер на страницах Панская 28и продолжает: «Освещая затененные места, я могу представить их переживания, которые, в свою очередь, освещают части моей собственной жизни. личность».
Фрагменты воспоминаний: истории Панской 28
Дом номер 28 по улице Панска был последним адресом, по которому семья Марсела Хоффер по отцовской линии жила до начала войны в 1939. Вторжение в Польша ознаменовало начало систематических преследований еврейской общины, кульминацией которых стало создание Варшавское гетто, где более 400.000 XNUMX человек содержались в нечеловеческих условиях, а затем были депортированы в лагеря смерти, такие как Треблинка.
В этой обстановке насилия и раздробленности семья Марсела увидела, что их судьба разделена между теми, кому удалось эмигрировать, и теми, кто оказался в ловушке в Европе. «Эта книга — попытка восстановить и вспомнить события, произошедшие в далеком прошлом., в Польше, более ста лет назад. Это немного моего воспоминания. Оно воплощено во мне. Потому что именно посредством дискурса я могу сплести, интегрировать и реконструировать фрагменты историй моих предков, которые были приостановлены и которые я теперь осмелюсь открыть и назвать», — пишет он на своих страницах.
Здание, чудом уцелевшее Нацистские бомбардировки, является осязаемым символом в вашей семейной памяти. В книге Хоффер углубляется в символический вес места и то, как оно переплетено с его личностью: «Я могу представить их опыт, который, в свою очередь, проливает свет на части моей собственной личности».
«Это открыло для меня новый путь поиска, как к прошлому предков, так и к тем уголкам моей личности, которые находились в тени. Обнаружение этих древних документов было приглашением изучить аспекты меня самого», — говорит автор о боли, молчании и изгнании своих предков, о которых она решила рассказать.
на страницах Панская 28, Марсела Хоффер реконструирует мозаика реальных историй которые возникают из семейные записки сохранено между молчанием и забвением. Каждая история отмечена значком война, миграция y el изгнание.
Каждая семейная история, разворачивающаяся в книге, представляет собой фрагмент памяти, переплетенный с болью и устойчивостью. Например, Пинхас Хоффер, запертый в ночи, нес в себе внутреннюю тяжесть, которая обездвиживала его, в то время как Райце после долгих часов шитья созерцал из окна недостижимый мир.
Миндл с грустью, не покидавшей ее улыбки, укрылась в заботах других. Пая, столкнувшись со страхом и уверенностью в смерти, не выдержала, услышав военную мелодию, возвещавшую о неизбежном. В этом сценарии отъезда Шмуль оставил после себя чемодан как единственное звено в неопределенное будущее.
Другие имена несут бремя молчания: Рушке Хониг, который закрыл дверь Панска 28, чтобы пересечь океан в Аргентину, оставив после себя дом, который впоследствии стал отсутствием. Герц Ицхок Хоффер, разрываясь между верой и земными обязанностями, искал баланс в противоречии.
Такие личности, как Хана Ручла Гольдзак, Эстера и Фанни Хоффер, едва выживают в семейных историях, окутанных тайной и тенью судьбы, отмеченной войной. Через эти истории Хоффер сплетает историю, в которой индивидуальная память дает голос тем, кто не мог ее рассказать.
Повествование, фрагментарное и запоминающееся, обогащено коллажами Мартина Чараф, и с молчанием как общей нитью. "Он молчание появляется как состояние ума, и до, и после этих прощаний без возврата. Кроме того, во многих историях молчание скрывает плач и крик. Я хотел найти эту связь с тем, что именно сдерживало и скрывало молчание», — говорит Хоффер.
Устойчивость и наследие объектов-мигрантов
Среди самых удивительных находок Хоффер рассказывает о молитвенных предметах, пересекших океан, и о том, что они собой представляют. «Интересно подумать о том, какие предметы те, кто покидает свои страны, навсегда решают взять с собой, и о том, какую значимость и символизм они имеют», — комментирует он.
Что касается его семьи, то польские паспорта и тексты в блюдо Это больше, чем документы; область мост к утрате идентичности в диаспоре.
«Всем им приходилось хранить молчание о части своей личности, чтобы выжить. Они покинули свою страну, свои семьи и были вынуждены принять новую культуру и новый язык. Часть их жизни умерла в изгнании», — пишет в книге Марсела.
И добавляет то, что показалось ему самым удивительным: «Самое главное для меня — отсутствие информации о судьбе нескольких родственников. Когда в 1939 году началась война, все виды связи были отключены и неизвестно, что случилось с моими прадедом и прабабушкой по отцовской линии. Точно так же, как мы не знаем судьбу старших сестер моего дедушки. «Я нашел только тишину».
La полное разъединение между Европой и Аргентиной Во время войны оно опалило семейные отношения огнем и оставило раны, которые передаются через поколения. Для Хоффера написание этой книги было путем к пониманию этого воздействия: «Я смог соединиться с распад семьи Это произошло, когда все виды сообщения между Европой и Аргентиной были прерваны с началом войны, а также с эмоциональные последствия что влечет за собой этот разрыв.
И добавляет: «Еще один интересный аспект — это трансгенерационный это продолжает пульсировать в моей жизни, показывая все эти необъяснимые травмы моих предков».
В этом процесс реконструкциипример его деда выступает как символ силы и культурных корней. «Есть что-то чудесное и чем я восхищаюсь в моем дедушке-иммигранте», — говорит он в диалоге. Что удивляет Марселу?
Как он объясняет, «он покинул Польшу, но в Буэнос-Айресе ему удалось сохранить связь со своими корнями, он сделал это, будучи очень активным в Фонд ИВО, сотрудничество со стороны совета директоров и, прежде всего, создание литературной премии для писателей в блюдо, награду, которую он вручал вместе со своим партнером Лейбом до момента своей смерти и после него».
Об этом наследии Хоффер размышляет: «Он смог не только сохранить свои культурные и языковые корни, но и пожинать плоды и творить на их основе. Это влияет на меня, и я этим очень восхищаюсь. — Тем более из моего собственного поиска, из места иммигранта.
«Теперь я знаю, что в конце процесса именно провозглашение и его целительный потенциал позволили мне реконструировать те истории, которые спасают их и спасают меня», — говорит автор. Вот почему он пишет.
*Фото: любезно предоставлено Марселлой Хоффер.
Источник: ИНФОБАЭ
Хотя это наиболее распространенный пример способа реконструкции, почитания и преодоления трагического прошлого потомков родственников евреев, бежавших или убитых во время Холокоста, я нашел случаи с другими способами воспоминания и преодоления прошлого. , как у молодого аргентинского ютубера с канала «Un topo por el mundo», левого или коммунистического, который хоть и не является одним из самых известных ютуберов, то есть у него не так много подписчиков, чтобы сказать что он один из выдающихся, но Несмотря на это, несколько лет назад он опубликовал видео своего визита в Польшу в поисках дома своих родственников, дома, где сейчас живет польская католическая семья. Хотя ютубер отправился с единственной целью вспомнить прошлое своей семьи, этих польских католиков. Они не хотели ничего знать по этому поводу и обращались с ним дурно, без всякой чуткости или очень дурно, как-то не к месту. Но вскоре он снова вернулся в Польшу, на этот раз вместе с матерью, и, видимо, власти города или небольшого города узнали о случившемся, или о том, что он ютубер с определенным количеством подписчиков, или о том, что кто-то ненадолго появился. один раз по телевидению, и тогда к ним отнеслись почти как к официальному визиту премьер-министра, хотя от сладкого угощения никто не горько, но и это было как-то не к месту, в обратном смысле. Эль Топо, по-видимому, не питает никакой обиды или ненависти к полякам, хотя он питает их к немцам и австрийцам.
В Испании, например, есть дело Кристины Каландре Хёнигсфельд, испанской еврейки, происходящей из польской семьи. Сейчас она является видным активистом республиканского дела, осуждающим преступления против человечности и многочисленные злодеяния, совершенные, в частности, испанскими фашистами. против евреев, преступления, которые остаются совершенно безнаказанными в Испании, не говоря уже о том, что они неизвестны подавляющему большинству испанцев, или только коммунистические партии несут ответственность за то, чтобы они не были забыты. Например, он возглавил петицию о лишении Фраги и Серрано Суньера медалей Академии моральных и политических наук. Каландре потребовал убрать имя Мануэля Фраги Ирибарне из одной из комнат нижней палаты, а в 2012 году он попытался сделать то же самое в Сенате, но его требование не было удовлетворено. Каландре предлагает лишить Фрагу и Серрано Суньера, уже умерших, медалей, вручаемых членам этого учреждения, поскольку он считает «позором» то, что два бывших министра Франко, которые являются «фашистами», «антисемитами» и часть этого.
Мануэль Фрага был видным министром-фалангистом во время фашистской диктатуры Франко. Он связан со случаем государственного терроризма во время переходного периода. Позже он был лидером нынешней великой правой партии «Народная партия», ранее бывшей «Альянса Народная», и является очень заметной фигурой в этой партии и, в целом, также в нынешней испанской демократии.
Серрано Суньер, зять Франко, был фалангистским филонацистским министром, служившим мостом между режимом Франко и нацистской Германией. Его также обвиняют в сотрудничестве с гестапо в преследовании евреев, нашедших убежище в Испании. После поражения Гитлера он приказал уничтожить все официальные документы, которые связывали его или фашистский режим с нацистской Германией, хотя у немногих серьезных историков, которых можно найти в Испании, все еще есть несколько не уничтоженных копий, которые очень дотошные немецкие нацисты сохранился. Несмотря ни на что, Серрано Суньер – еще один испанский фашист, который вскоре после разгрома нацистской Германии стал невиновным и ничего не знавшим испанцем.
Кристина Каландре Хёнигсфельд — внучка известного испанского кардиолога Луиса Каландре, по крайней мере, он должен быть очень известен, и не только в Испании. С приходом испанских фашистов почти все ученые эмигрировали в другие страны, а те, кто остался, подвергались дискриминации, естественно, только те, кто не был фашистами или филонацистами, как это было в случае с кардиологом Луисом Каландре Ибаньесом и одним из его сыновья также женились на еврейке польского происхождения. Луис Каландре был известным во всем мире кардиологом, придерживавшимся демократических республиканских идеалов, а также членом престижного Института бесплатного образования, проекта группы испанских интеллектуалов, направленного на качественное государственное образование и культуру для наиболее обездоленных классов со времен Испании. была самой отсталой страной Европы, практически средневековой, с самым высоким уровнем неграмотности на Западе, а нынешняя система образования была элитарной, всегда в руках Церкви Испанский католик. Но так как идеалы Свободного Образовательного Учреждения были близки масонству, поэтому проект был демонтирован, когда фашисты осуществили государственный переворот, его члены и преподаватели также подвергались гонениям, сажались в тюрьмы или были убиты, так как практически воспринимались как нечто само собой разумеющееся. . Масоны или евреи, которые были бы эквивалентны. Во время Гражданской войны и фашистской диктатуры фашисты очистили такие профессии, как медицина и фармацевтика, от иудо-масонов, которые, по совпадению, больше всего ассоциировались с евреями. Фашисты также очистили их от евреев, а не только от масонов, например, поручив Официальным медицинским колледжам информировать тех, кто был иудео-масонами. Эти колледжи представляют собой своего рода региональные торговые ассоциации, в которые вступают все испанцы, имеющие любое испанское университетское образование. . В конечном итоге, по оценкам, до 70.000 80.000–5.000 2.500 республиканцев были обвинены в том, что они иудео-масоны, тогда как на самом деле всего масонов было около XNUMX XNUMX, из которых около XNUMX XNUMX были убиты, потому что они не смогли бежать или потому, что остались. в деревне на стороне фашистов, точное число убитых ими масонов неизвестно.
Кристина Каландре Хёнигсфельд опубликовала статью о членах своей польской семьи, погибших во время Холокоста, среди которых были и врачи, например, ее двоюродная бабушка Сесия Оберштерн, которая работала стоматологом в одной из больниц Варшавского гетто. ее перевели в лагерь смерти Собибор. Ее двоюродная бабушка, доктор Регина Хёнигсфельд, погибла вместе со своей дочерью в тюрьме Павяк в Варшаве. Его двоюродный дедушка, доктор Бенджамин Хёнигсфельд, коммунистический активист, в 1934 году попытал счастья на территории тогдашней Палестины, вернулся в Польшу, чтобы в конце концов быть истреблен нацистами, как его жена и дочь. Его двоюродный дедушка, доктор Саломон Дэвидсон, бежавший на восток, однако при наступлении Германии был убит на советской территории.